Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился, - И шестикрылый серафим На перепутье мне явился. Перстами легкими как сон Моих зениц коснулся он. Отверзлись вещие зеницы, Как у испуганной орлицы. Моих ушей коснулся он, - И их наполнил шум и звон: И внял я неба содроганье, И горний ангелов полет, И гад морских подводный ход, И дольней лозы прозябанье. И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый, И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой. И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул. Как труп в пустыне я лежал, И бога глас ко мне воззвал: "Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей".
Темой известного стихотворения является вдохновение, которое согласно воззрениям Пушкина посылается Богом. Бог вдохновляет не только пророков, но и поэтов, которых по этой причине зачастую сравнивают с пророками и называют поэтами-провидцами - poeta vates. В персонаже пушкинского Пророка, переживающего момент вдохновения, можно увидеть как пророка, так и поэта. Представление о том, что поэты это те же пророки и прорицатели, поскольку они являются проводниками высшей силы, существовало уже в античные времена; так известен следующий отрывок из платоновского диалога Ион:
Поэты, творя, говорят много прекрасного о различных предметах, как ты о Гомере, не от умения, а по божественному наитию, и каждый может хорошо творить только то, на что его подвигнула Муза, – один – дифирамбы, другой – энкомии, третий – ипорхемы, этот – эпические поэмы, тот – ямбы; во всем же прочем каждый из них слаб. Ведь не от уменья они Это говорят, а от божественной силы: если бы они благодаря уменью могли хорошо говорить об одном, то могли бы говорить и обо всем прочем;d потому-то бог и отнимает у них рассудок и делает их своими слугами, вещателями и божественными прорицателями, чтобы мы, слушатели, знали, что это не они, у кого и рассудка-то нет, говорят такие ценные вещи, а говорит сам бог и через них подает нам голос. (Перевод Я.М.Боровского. В кн.: Платон. Избранные диалоги. М., 1965)
Также и Гораций в своем Послании к Пизонам называет мифических поэтов Орфея и Амфиона пророками и „богов толкователями“, т.е. священнослужителями, через которых боги общаются с людьми:
Первым диких людей от грызни и от пищи кровавой Стал отвращать Орфей, святой богов толкователь; Вот почему говорят, что львов укрощал он и тигров И Амфион, говорят, фиванские складывал стены, Двигая камни звуками струн и лирной мольбою С места на место ведя. Такова была древняя мудрость: Общее с частным добро разделять, со священным мирское, Брак узаконить, конец положив своевольному блуду, И укреплять города, и законы писать на скрижалях. вот откуда пришел почет к пророкам-поэтам И к песнопениям их! (Перевод М. Л. Гаспарова)
Но вернемся к стихотворению Пушкина! Дар прорицания становится доступным избраннику в том числе благодаря вложенному в его уста змеиному языку, отчего он перенимает отдельные черты данного существа. С незапамятных времен змеи считаются животными, дающими людям знамения или делающими их способными к ясновидению и предсказанию, зачастую благодаря появляющейся у людей способности понимать язык птиц или других животных, от которых они и получают сокровенные знания. Хорошим примером служит детство пророка Иама, брошенного матерью еще в младенчестве. По словам Пиндара „две змеи с серыми глазами / По воле божеств / Питали его, оберегая / Невредящим ядом пчелиных жал“ (1). В данной цитате переводчики и интерпретаторы сталкиваются с трудностью перевода древнегреческого слова „иос“, обозначающего „яд“, но, как правило, переводимого как «мёд». Ибо мёд считается божественным напитком, употребление которого делает способным к сочинению стихов и предсказаниям. Еще примеры: легенда о греческом пророке Меламподе повествует, что ему во время сна змеи вылизали оба уха. Когда же он проснулся, то испытал великий страх, но при этом он стал понимать язык птиц и с их помощью мог предсказывать будущее (2). Птичий язык стал понятен и германскому герою Сигурду, после того как он попробовал кровь убитого им мифического дракона Фафнира (3). Согласно Демокриту подобным даром можно овладеть, если съесть змею, созданную посредством смешения крови различных птиц (4). Пифон звали змею, охранявшую Дельфы и дававшую прорицания до тех пор, пока ее не убил Аполлон (5). В сказке братьев Гримм Белая змея, поедание мяса змеи делает способным понимать язык птиц и зверей, и таким же даром змеиный царь награждает в сербской сказке «язык зверей» пастуха в знак благодарности за спасение своего ребенка, при этом он несколько раз плюёт в рот пастуху, который в ответ делает то же самое. То, что давным-давно змеи ассоциировались с предсказанием, свидетельствует и этимология. Русский глагол гадать образован от праславянского *гадъ, что означало „змея“ – данное первоначальное значение сохранилось в чешском и словацком слове had и в украинском гад. Именно эта древняя вера в то, что дар прорицания, ясновидения и сочинения стихов дается от змей, легла в основу пушкинского Пророка. По повелению Божьему ангел вырывает у избранника язык и вкладывает на его место змеиный, который превращает его в пророка. Для получения вдохновения, для восприятия змеиной сущности человеку необходимо вступить с этим ужасным и опасным животным в близкий контакт, вызывающий ужас и неприятные ощущения: либо съесть его мясо, либо проглотить его слюну или кровь, либо подобно Меламподу позволить вылизать себе уши, либо дать ему вскормить себя как когда-то Иама или же как у Пушкина дать вложить себе в уста змеиный язык.
В большинстве приведенных нами примеров человек становится провидцем не только при помощи змей, но и птиц; совместными усилиями совершенно противоположных существ, обитающих в небе и передвигающихся по земле приводят, к тому, что человек начинает пророчествовать. Поскольку змеи ползают по земле и даже заползают внутрь земли, они считаются животными матушки земли и хтоническими (подземными) тварями от греческого слова хтон / χθών – «земля». Птицы же, летающие в небесах, считаются животными эфирного мира – небесными существами. Факт того, что небесные и ползающие звери каким-то таинственным образом действуют сообща, наделяя человека даром провидения, встречается и в рассказе Пиндара о детстве Иама: пророком он становится благодаря меду, который ему скармливают змеи. Также и в стихотворении Пушкина Пророк избранник становится пророком благодаря взаимодействию подземных и небесных существ: змеиный язык ему вживляет крылатое существо – ангел. И вот уже избранник приобретает черты птицы – „Отверзлись вещие зеницы / Как у испуганной орлицы“ - , поскольку ему передается частичка ангельской сущности и способности. Вдохновение, таким образом, является результатом взаимодействия высших и низших сил, соединяющихся в одном избранном человеке.
Однако таким жестоким образом ему вживляется не только змеиный язык но и уголь, пылающий огнем – каково же здесь символическое значение? Речь идет об огне, сосредоточенном в этом угле. Так согласно древним представлениям, например, в старом Завете в виде огня является Бог небесный, чтобы поглотить приготовленную для него жертву:
…народу явилась Слава Вечного. Вечный направил огонь, который сжёг всесожжение и жир на жертвеннике. Увидев это, все закричали от радости и упали на колени, склонившись лицом до земли. (Левит 9:23-24)
Но зачастую и другие небесные существа, посланные Господом небесным, являются в виде огня – так, например, Святой Дух, посредством которого Бог наделял апостолов особыми способностями:
Вдруг с небес послышался звук, напоминающий шум ураганного ветра, который заполнил весь дом, где они сидели. Ученики увидели нечто похожее на огненные языки, которые разделились и остановились по одному на каждом из них. Все они исполнились Святым Духом и начали говорить на разных языках: Дух давал им такую способность. (Деяния, глава 2)
Через ангела в образе пламени Бог обращался к Моисею:
Там Ангел Вечного явился ему в пламени из куста. Муса увидел, что объятый огнём куст не сгорал, и подумал: «Пойду и посмотрю на это великое чудо-куст, который не сгорает». Когда Вечный увидел, что Муса подошёл посмотреть, Он позвал его из объятого пламенем куста:– Муса! Муса!Муса ответил:– Вот я. (Исход 3,2-4)
В стихотворении Пушкина огонь, пылающий в угле, послан Богом, это небесный огонь, вдохновляющий избранника. Вдохновляющий огонь, снисходящий с небес, может представать в виде молнии или луча света. Так у немецкого поэта Гёльдерлина- это молния:
И как пламя горит в очах мужчины, Когда он высокое замышляет: так Новыми знаками, деянием света, теперь Возгорает огонь в душе поэта. … И с тех пор пьют небесный огонь Без опаски сыны земные и ныне. Но мы рождаемся ныне, от грозы богов, Вы, поэты! с головой обнаженной стоя, Луч отца, его самого, своей рукой Принимая, и народу, в песнь Облекая небесный дар, подносят.
(Перевод Вячеслава Куприянова)
У Тютчева это и молния и луч света. В его стихотворении по случаю кончины Гёте На древе человечества высоком он сравнивает немецкого поэта с листом на дереве, который развился во вдохновенного поэта благодаря влиянию молний и солнечных лучей:
На древе человечества высоком Ты лучшим был его листом, Воспитанный его чистейшим соком, Развит чистейшим солнечным лучом!
С его великою душою Созвучней всех, на нем ты трепетал! Пророчески беседовал с грозою Иль весело с зефирами играл!
Также в произведении Тютчева Лебедь небесный огонь в виде солнечного света и молний вдохновляет поэта, которого по старинной традиции сравнивают с орлом:
Пускай орел за облаками Встречает молнии полет И неподвижными очами В себя впивает солнца свет.
