По мнению Пушкина, вдохновение снисходит от бога, позволяющего избранному Художнику тем самым разделить его превосходящую мудрость. Поэтому для Пушкина вдохновленный Художник близок человеку, находящемуся в особо тесной связи с богом, пророку или священнослужителю. Поэтому свое знаменитое стихотворение, в котором он описывает свое поэтическое вдохновение, он назвал «Пророк», а в стихотворении «Арион» поэт древних лет облачен в ризу (одеяние священнослужителя) и воспевает гимны, бывшие в античные времена священными стихами и песнями.
Вдохновение, Божий дар, не может быть осквернено и подчинено целям низменного мира, поэт-священнослужитель должен быть его достоин. Поэтому, чтобы на поэта снизошло вдохновение, он должен отдалиться от людей. „Духовной жаждою томим, / В пустыне мрачной я влачился" говорит в стихотворении «Пророк»поэт, уединившийся от людей, потому что он жаждет испытать вдохновение. В бытие общества поэт не должен раскрываться, иначе он перестанет быть безгрешным и открытым для восприятия вдохновения. И этим тоже вдохновленный поэт похож на священнослужителя, так как такой образ жизни близок безбрачию католического священника или девственности римской весталки. Оба отрекаются от любви для того, чтобы иметь возможность полностью отдаться служению их божеству.
И в стихотворении «Поэту» Пушкин требует независимого образа жизни дляpoeta vates (поэта-пророка). В стихотворении «Поэт» автор тоже ищет уединения, потому что только так он может безмятежно испытывать вдохновение. В «Пророке» Лермонтова поэт тоже уединяется и живет в пустыне, вследствие чего заурядные люди чувствуют, что им брошен вызов. Они упрекают его в высокомерии.
Чарский - поэт в произведении «Египетские ночи» - придерживается требования не смешивать поэтическое творчество, возможное благодаря вдохновению, с низменным миром, да, он постоянно настороже: „Разговор его был самый пошлый и никогда не касался литературы". Так он хочет оберечь себя от искушения осквернить святой дар, подчинив его низменным целям, например, лести женщине („Влюбится ли он (поэт)? - красавица его покупает себе альбом ... и ждет уж элегии") или соответствию ожиданиям публики, рассматривающей его как „свою собственность" и „рожденным для ее пользы и удовольствия".
Противоположный образ жизни ведет импровизатор. И он тоже награждается вдохновением, это, очевидно, означает, что оно снисходит от бога („Но уже импровизатор чувствовал приближение бога"), но обстоятельства, при которых он его испытывает, представляют собой прямую противоположность священническому обряду. Он испытывает вдохновение не в уединении от суеты мира, а перед платящей публикой для того, чтобы Божьим даром заработать деньги, он оскверняет его, превращая в товар - стихотворение, возможное благодаря вдохновению, обменивает на деньги.
Импровизатор является, говоря словами К.Г. Юнга, тенью Пушкина, то есть негативной частью личности. Пушкин, отягощенный практически всегда долгами, был зависим от гонораров на книги с его произведениями, так как он должен был жить на вырученные от этого средства. Такой импровизатор, желающий превратить свое поэтическое творчество, то есть святой дар, в деньги, кроется и в нем. В стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом» речь идет об этой теме. Искушение было велико, но Пушкин устоял перед соблазном, он повел себя подобно Чарскому; он не поставил свой гений на службу низменному миру.
«Египетские ночи» представляют собой незавершенное произведение (его фрагментарный характер типичен для произведений романтизма), нельзя узнать, ожидает ли импровизатора наказание за кощунственное осквернение Божьего дара, но представить себе такую развязку вполне возможно, если посмотреть на содержание обоих стихотворений, сочиненных им в момент вдохновения. Тема первого стихотворения задается ему Чарским. Она излагает его позицию по отношению к тому, что вдохновение не должно служить целям низменного мира: „Поэт сам избирает предметы своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением". На импровизатора сходит вдохновение свыше (от бога) на написание гениального стихотворения, требующего в духе взглядов Чарского (и Пушкина) неограниченной независимости поэта, что означает независимость для вдохновения, посредником которого и является поэт, по отношению к обществу.
Но почти сразу после вдохновения импровизатор жадно спрашивает, как можно заработать таким образом как можно больше денег: „неприятно было Чарскому с высоты поэзии вдруг упасть под лавку конторщика".
Тема второго стихотворения, которое он сочиняет под вдохновением перед платящей деньги публикой, выбирается из нескольких тем - одна слушательница вытягивает её как жребий, так что тема понимается как высшее стечение обстоятельств. Она гласит: „Клеопатра и её любовники". Речь идет о зловещей любовной интриге, предложенной, по античному преданию, египетской царицей мужчинам, собравшимся в ее дворе. Она готова провести с мужчиной ночь любви, за которую он должен заплатить ценой своей жизни.
Равно как и поэт-священнослужитель, Клеопатра поступает как жрица, так как она служит богине любви Венере (кипрской богине) и богам смерти и подземного мира, она взывает:
- Клянусь... – о матерь наслаждений, Тебе неслыханно служу, На ложе страстных искушений Простой наемницей всхожу. Внемли же, мощная Киприда, И вы, подземные цари, О боги грозного Аида,
...
По приказу этих божеств Клеопатра вводит собравшихся вокруг нее мужчин в искушение купить её любовь, то есть превратить её достоинство и величие, присущие, по мнению Пушкина, государю или государыне (1), в предмет торговли, в товар, с той целью, чтобы поддавшиеся этому искушению – их трое – в наказание заплатили за это ценой своей жизни.
Параллель с деятельностью импровизатора состоит в том, что и он тоже унизил дарование, данное ему свыше, данное ему от бога, а именно вдохновение, до товара, так как он желает зарабатывать на нем деньги. Через вдохновение бог дает простому смертному часть своей души, своей высшей мудрости, то есть, как Клеопатра между собой и тремя мужчинами, он устанавливает „равенство" между собой и вдохновленным. Этого дара импровизатор оказывается недостоин. Он оскверняет его. Стихотворение о Клеопатре, к написанию которого его подводят высшее стечение обстоятельств и вдохновение, представляет собой предостережение „свыше" о том, что его могут покарать за его поведение, возможно даже и смертью.
1) Запись из дневника Пушкина от 26 июля 1831 г.: „Народ не должен привыкать к царскому лицу, как обыкновенному явлению. ... Царю не должно сближаться с народом. Чернь перестает скоро бояться таинственной власти (царя) ... – цитировано из: A. С. Пушкин: Полное собрание сочинений, том 8, 1965 г., стр. 23.
